Читаем Бостонский синдром (СИ) полностью

От чего оттолкнуться? Я не читала в новостях, что в городе или области находят женские трупы. Что это может значить? Рассмотрим самый худший вариант. Он серийный убийца, он ворует женщин, убивает, трупы прячет. Ни одного тела не нашли, поэтому на заявления родственников о пропаже тридцатилетних женщин мало кто реагирует. Решено. Он убийца и мучитель по призванию. Он не жертва. Он не мститель. Он любитель власти и крови. Крови и власти.

Кажется, меня осенило. От идеи, которая мне пришла в голову, захотелось глубоко вздохнуть, но цепи так сильно сжимали грудную клетку, что я испытала боль. Ладно. План. Жертва он или не жертва – неважно. Он убивает здесь и сейчас. В этом времени, в этой стране. По причине, которая возникла в его жизни. Ему сорок лет, может чуть больше или меньше. Если виноваты родители, то на вскидку еще плюс сорок лет. Отматываем восемьдесят лет назад и каким-то образом переносим его сознание в то время. Желательно еще в другую страну. То есть в место и время, где не существуют ни он, ни проблема, которая пробудила в нем чудовище. Да, но страну он должен выбрать сам. Итак, если сейчас 1938 год. Я не могу сказать, что без интернета знаю много бытовых подробностей о том времени. Меня смущает близость войны. Лучше подстраховаться и выбрать чуть раньше. Пусть это будет 1937 год. Ну, если мой расчет верен, то он сам и подкорректирует.

***

Глава 2

***

Я хотела продумывать план дальше. Но в двери закряхтел замок. Все. Это конец. Или начало. Чем бы это не было, я твердо знаю одно – такие люди чуют страх, они идут на него, они заводятся, они им питаются и живут. Поэтому мне разрешены любые эмоции, но я не должна бояться этого человека. Я закрыла глаза. Насколько могла расслабилась. И стала внушать себе, что на дворе 1937 год. Я услышала, как кто-то подошел к кровати, видимо, пододвинул табуретку, предварительно куда-то переставив свечку, и сел. Я слышала, как бьется его сердце. Я слышала, как он дышит. Чувствовала, что от него тонко пахнет парфюмом с нотами восточных пряностей. И понимала, что он меня изучает. Он провел рукой по моей щеке. Пришла пора идти ва-банк. Я открыла глаза.

– Милый! – Я попыталась сымитировать радостное удивление. – Ну наконец-то! Боже, как я соскучилась! Какой ты молодец, что забрал меня из этой кошмарной больницы! Да, я всегда знала, что ты меня любишь. Счастье мое! Ты снова меня спас. Как я тебе благодарна! – Выпалив все это истерическим речитативом, я дернулась, будто бы в желании его обнять, но охнула от сопротивления цепей. – О… Мой дорогой… Значит, я все еще не здорова? Да? Врачи сказали тебе, что я опасна? Для тебя или для себя? Впрочем, не важно. Все равно мы оба будем переживать. Да, ты молодец, что придумал эти цепи. Не отпускай меня, пожалуйста. Ты надежно их скрепил? Я не сбегу как в прошлый раз? Ах ладно… Дай мне посмотреть на тебя. Как я рада, как счастлива оказаться дома. Хотя я понимаю, что это другое место, не то, где мы жили до моей болезни. Можешь не объяснять. Я представляю, сколько денег ты потратил на мое лечение. Тебе все пришлось продать…

Я сделала паузу, чтобы наконец-то сосредоточиться и рассмотреть своего собеседника. Да, это был он, тот самый человек из паркинга. В черных брюках и голубой рубашке. Довольно обаятельный. У него была классическая стрижка, густые русые волосы. Глаза… Трудно сказать при таком освещении, но скорее всего серые. Он не улыбался. Его лицо не выражало ни удивления, ни агрессии. Он наблюдал. О чем он думал? Вряд ли он так сразу поверил в то, что я рехнулась. Но если он умственно развит, то ему в голову может закрасться мысль, что его наркотик вместе со стрессом, который я испытала, сбил какие-то настройки в моей голове. Я должна упорно отстаивать эту позицию. И всячески ее подкреплять. Раз он молчит, я продолжу. Видимо мне вообще придется много говорить. Но это несложно.