Читаем Бессильная полностью

Женщина раздраженно хмыкает. — Как полезно. Давай я буду останавливать каждого человека в Луте, чтобы проверить, соответствуют ли его глаза твоему яркому описанию очень голубых.

Я подавляю фырканье, когда в другом конце комнаты что-то скрипнуло, а затем раздался хор приглушенных шагов. По стону гниющего дерева, прогибающегося под несколькими новыми парами сапог, я сразу же поняла, что к охоте присоединились еще трое охранников.

И это мой сигнал.

Я спрыгиваю с дымохода и хватаюсь за выступ крыши, перекидывая ноги через край, чтобы свеситься над улицей. Выдохнув, я отпускаю руки и прикусываю язык, чтобы не вскрикнуть, когда сила тяжести тянет меня к земле. С мягким стуком я без сил падаю в купеческую повозку, набитую сеном. Жесткая солома протыкает мою одежду, как одна из игольниц Адены, и облако копоти и сена поднимается ночным ветерком, когда я выскакиваю на улицу.

Чтобы скоротать время, выщипывая солому из спутанных волос, я начинаю свой путь обратно в форт, пробираясь через разбитые купеческие повозки, брошенные на ночь, ноги пляшут по мусору и разбитым безделушкам. Мародеры, прижавшиеся к переулкам или притаившиеся между зданиями, перешептываются между собой, когда я прохожу мимо.

Я чувствую тяжесть кинжала, засунутого в сапог, и расслабляюсь от холода стали, когда прохожу мимо групп бездомных, собравшихся вместе на ночь. Я вижу слабое мерцание фиолетовых силовых полей, защищающих некоторых из них, в то время как другие не обладают даже способностями, достаточно сильными для того, чтобы спокойно спать, и именно поэтому они называют трущобы своим домом.

Я иду быстрым и уверенным шагом, не сводя глаз с переулков, никогда не теряя бдительности. Бедняки не делают различий. Шиллинг — это шиллинг, и им все равно, что для его получения придется наброситься на кого-то, кому еще хуже, чем им.

Несколько стражников пересекают мой путь, когда я иду зигзагами по улицам, заставляя меня сбавлять скорость, чтобы не попасться им на глаза. Каждый магазин, каждый угол, каждая улица одарены косоглазыми стражами порядка в белой форме. Эти жестокие Имперцы были расставлены повсюду на Лут-Аллее по указу короля в связи с ростом преступности.

Очевидно, что ко мне это не имеет никакого отношения.

Я проскальзываю в переулок поменьше, направляясь к тупику. Там, в углу, стоит искореженная баррикада из разбитых купеческих телег, картона, старых простыней и еще черт знает чего. Не успел я пройти и половины пути до кучи мусора, которую мы называем домом, как над Фортом высунулось лицо, скрытое дикими кудрями до плеч.

— Ну что, получилось?

Распутывая свои длинные ноги, она легко встает и без раздумий проходит сквозь трехфутовую стену нашей мусорной баррикады, а затем устремляется ко мне с такой надеждой в глазах, что можно подумать, будто я предложила ей настоящую крышу над головой и теплый ужин. И хотя я не могу дать ей ни того, ни другого, у меня есть кое-что гораздо лучшее, по ее мнению.

Я вздыхаю. — Мне обидно, что ты сомневаешься во мне, Адена. Я думала, что после стольких лет ты будешь больше верить в мои способности. — Я снимаю со спины рюкзак и достаю из него скомканный красный шелк, не в силах подавить улыбку, когда на ее лице появляется выражение благоговения.

Она жадно выхватывает шелк из моих рук, проводит пальцами по мягким складкам ткани. Она смотрит на меня сквозь кудрявую челку, свисающую на ее ореховые глаза, так, словно я только что собственноручно облучил Чуму, а не украл ткань у женщины, которая живет не намного лучше, чем мы.

Как будто я герой, а не злодей.

Улыбка Адены могла бы соперничать с солнцем над пустыней Скорчей. — Пэ, ты со своими липкими пальцами творишь волшебство, ты знаешь об этом?

Она бросается мне на шею и заключает в объятия, от которых еще больше меда сочится по жилету и скапливается в карманах.

— Кстати, о липких пальцах... — Я вырываюсь из ее объятий, чтобы порыться в карманах. Достаю шесть разломанных липких булочек, только слегка неаппетитных из-за сена, украшающего их.

Адена широко раскрывает глаза и выхватывает одну из них у меня из рук так же жадно, как и ткань. Не задумываясь, она разворачивается и направляется обратно через наш форт, усаживаясь на бесцветные грубые ковры, лежащие с внутренней стороны баррикады. Она выжидающе похлопывает по столу, и я, в отличие от нее, неловко перепрыгиваю через стену, не успев присесть.

— Наверняка Мария была не в восторге от того, что ее магазин разграбили. Опять же. Бедняжке стоит усилить охрану, — говорит Адена между укусами, и кривая улыбка присоединяется к крошкам на ее лице.

Несмотря на то, что я грабил эту женщину по меньшей мере раз в месяц на протяжении последних нескольких лет, она до сих пор только и делает, что делает вывод о том, что я — он. По крайней мере, она пытается.

— Вообще-то, — говорю я, пожимая плечами, — у нее в магазине было на два Имперца больше, чем обычно. Она, должно быть, устала от всех украденных булочек за эти годы.