Читаем Антология советского детектива-22. Компиляция. Книги 1-24 полностью

Человек медленно вытянул вперед руки, в одной из которых оказался фонарик с механическим приводом.

— Что это? — задал я нелепый вопрос.

До сих пор я внимательно следил только за руками человека, полагая, что именно в них могла таиться для меня опасность. Убедившись, что задержанный безоружен, я перевел свой взгляд на его лицо. Какое же разочарование постигло меня, когда пришлось увидеть жалкую на вид девчонку, исцарапанную и всю измазанную глиной. «Скотница, наверное, из соседнего совхоза, — подумал. — И какого только черта шляется здесь?» Стало как-то даже обидно: готовился помериться силами с достойным противником, а встретил невзрачную грязнуху. Чулок на левой ноге съехал почти до уровня щиколоток, на коленной чашечке багровела ссадина со следами выступившей и уже успевшей высохнуть крови. Все это производило на меня крайне неприятное впечатление, и я, чтобы не испытывать отвращения, перевел взгляд на ее лицо. Но и оно было не лучше: клочья волос мокрые, вымазаны какой-то серой замазкообразной массой. Платье из дешевого ситца в нескольких местах было порвано. Кажется, что перед этим девчонка заблудилась в зарослях боярышника и едва оттуда выбралась.

— Телят, что ли, искала? — задал я вопрос, уже не глядя на ее лицо.

— Бычков таких, как ты.

— Ну-ну! Здесь тебе не совхозный двор, — пытался пригрозить ей. — А в руках что все-таки?

— Параболоид, — последовал иронический ответ, рассчитанный на мое невежество.

— Инженера Гарина? — решил поставить ее на место.

— Простой фонарик.

— А для чего он?

— Освещать себе дорогу.

— Какую дорогу? Сейчас день да такой, что в пору надевать солнцезащитные очки.

— Я всегда гуляю здесь допоздна. А ночи теперь безлунные.

— А где так испачкалась?

— На совхозном дворе поскользнулась и упала.

— А ну давай в расположение гарнизона, — приказал я. — Там разберемся.

— Какой гарнизон?

— Тут недалеко, метров сто. Прямо на макушке горы.

— Но здесь никакого гарнизона не было.

— Не было, а теперь есть.

— Ну ладно, показывайте свой гарнизон.

«От чертова девка, — подумал я. — Задержана как подозрительная личность, а держит себя, как принцесса, которую нужно сопровождать».

— А когда вы сюда пришли?

— Сегодня, то есть, — спохватился я, — это вас не касается.

Девушка засмеялась и уточнила мое «то есть».

— Военная тайна, да?

— Какая теперь это военная тайна, — ответил ей, досадуя на свою болтливость.

Возле каземата я встретил Демидченко и доложил ему:

— Товарищ старшина второй статьи, в районе расположения гарнизона задержана гражданка, которая пыталась бежать, — а на ухо шепотом добавил: — Я, может, и не связывался бы с ней, да вижу, сильно испачкана, и фонарик. Это показалось мне подозрительным.

— Фамилия? — спросил командир.

— Хрусталева.

— Имя?

— Марина.

— Где проживаете?

— В Балаклаве.

— Почему оказались здесь?

— А это мои любимые места прогулок.

— Так, — многозначительно произнес Демидченко.

Последовала пауза. До этого Марина, казалось, держалась просто, независимо. Ей задавали вопросы, она отвечала. Как в школе. Но стоило паузе немного затянуться, как девушка заволновалась: то отведет тыльной стороной руки прядь волос, то переступит с ноги на ногу, то поправит под платьем тесемку лифчика. Любопытная психологическая ситуация. Пока человек занимает хотя бы относительно активную позицию, до тех пор в нем сохраняется какая-то уверенность в себе. В состоянии же неопределенности эта уверенность постепенно утрачивается. Особенно угнетающе действует на человека внезапный переход от лучшего к худшему. Я где-то слышал, что такая резкая перемена состояний способна вызвать настоящий психологический шок. Демидченко, кажется, понимал, что в душе девушки творится неладное, и поэтому намеренно затягивал молчание. А пауза становилась все более невыносимой. И еще эти сверлящие взгляды молодых парней. Пять пар глаз. Впечатление такое, что человека раздевают и ему становится мучительно стыдно. Демидченко улыбался, а Марина, глядя на его улыбку, кусала губы и ждала, как избавления от пытки, следующего вопроса. Я только сейчас обратил внимание, что улыбка у Васьки была не такая, как у других, не настоящая, в ней едва улавливался оттенок какой-то дьявольской, злой воли. Почему же не проявлялась у него эта черта раньше, скажем, на курсах радистов? Чертополох, оказывается, тоже не везде растет. И ему нужна своя, особая почва.

— А почему у вас вид такой? — спросил наконец Демидченко.

— Какой такой? Я уже говорила вашему краснофлотцу, — и она кивнула головой в мою сторону, — что поскользнулась на совхозном дворе и упала.

— Прямо лицом в лужу?

— Нет, руками. А потом уже испачкала ими и лицо.

— А фонарик?

— И про фонарик я говорила.

— А дома кто теперь?

— Мама.

— Может, это и так, проверим. Адрес?

— Севастопольская, пять.

— Краснофлотец Нагорный, сходите в Балаклаву и приведите мать этой гражданки. Да заодно и воды принесите.

— Есть!

Гремя пустым ведром, я преодолел спуск менее чем за пять минут. А ведь высоту нашей горки в сто метров, пожалуй, не вберешь. Севастопольскую, пять я отыскал быстро.