Читаем Ад полностью

Теперь я больше не вспоминаю отчётливо то необычайное счастье, которое мы испытывали, раздеваясь. Правда, бывают моменты, когда я её желаю так же безумно, как в первый раз; главным образом тогда, когда её нет рядом. Когда же она есть, наступают моменты моего к ней отвращения.

Мы вновь встретимся там на отдыхе. Дни, когда мы опять увидимся прежде, чем умереть, мы сможем их сосчитать… если отважимся.

Умереть! Мысль о смерти определённо самая важная из всех мыслей.

Однажды я умру. Размышлял ли я когда-либо об этом? Я задумываюсь. Нет, об этом я никогда не думал. Я этого не могу делать. Ведь больше невозможно ясно представить себе участь, подобную солнцу, которая, однако, оказывается серостью.

И наступает вечер, как наступят все другие вечера, вплоть до того, который будет особенно значительным.

Но вдруг я сразу вскочил, шатаясь, из-за сильного биения моего сердца, напоминающего взмах крыльев…

В чём же дело? На улице раздался звук рога, охотничий мотив… Вероятно, какой-то охотничий псарь-доезжачий из богатого дома, расположившийся около стойки в кабачке, с надутыми щеками, с энергично сжимающимся ртом, со свирепым выражением лица, восхищает и заставляет молчать присутствующих.

Но дело не только в этом, в этих трубных звуках, которые раздаются среди камней города… Когда я был маленьким, в деревне, где я воспитывался, я слышал этот сигнал издали, на лесных дорогах и дорогах замка. Тот же мотив, совершенно то же самое; как это может быть до такой степени похожим?

И, вопреки моей воле, совершив медленное и трепещущее движение, моя рука оказалась на моём сердце.

Прежде… сегодня… моя жизнь… моё сердце… я! Я размышляю обо всём этом, вдруг, без причины, как если бы я обезумел.

*

…С прежних времён, за всё это время, что же я сотворил из себя? Ничего, а ведь я уже на склоне жизни. Оттого, что этот мотив напомнил прошлое время, мне кажется, что для меня всё кончено, что я не жил, и что мне хочется чего-то вроде утраченного рая.

Но напрасно я стану умолять, напрасно я стану возмущаться, больше ничего не будет для меня; отныне я не буду ни счастливым, ни несчастным. Я не могу возродиться. Я буду стареть так же безмятежно, как нахожусь сегодня в этой комнате, где столько существ наследили, но где ни одно существо не оставило свой собственный след.

Такая комната обнаруживается на каждом шагу. Это комната для всех. Считается, что она закрыта, нет: она открыта на все четыре стороны пространства. Она затеряна среди похожих комнат подобно свету в небе, дню среди дней, подобно мне повсюду.

Я, я! Я вижу теперь лишь бледность моего лица, с глубокими глазницами, погребёнными в вечернем сумраке, и мой рот, полный молчания, которое медленно, но верно душит и уничтожает меня.

Я приподнимаюсь на своём локте как на рудименте крыла. Хотелось бы, чтобы со мной случилось нечто бесконечное!

*

Я не обладаю гениальностью, не имею миссии для выполнения, не проявляю великодушие. Я не имею ничего и не заслуживаю ничего. Но я хотел бы, несмотря на всё, какой-нибудь награды…

Любви; я мечтаю о небывалой идиллии, единственной, с женщиной, вдали от которой я до сей поры потерял всё своё время, черты которой я не вижу, но представляю себе её в виде тени, которая находится на пути рядом с моей тенью.

Бесконечное, новое! Путешествие, необычайное путешествие, в которое я погружусь, в котором я буду всюду поспевать. Пышные и суетливые отъезды, сопровождаемые услужливостью обездоленных, замедленные позы в вагонах, с громовым грохотом катящихся изо всех сил среди взбудораженных пейзажей и городов, вдруг возникающих будто из воздуха.

Морские суда, мачты, приказы, отдаваемые на варварских языках, высадки на берег на золотых пристанях, затем экзотические и любопытствующие лица на солнце и, головокружительно похожие, памятники, изображения которых известны и которые, в соответствии с горделивым представлением о путешествии, оказались рядом с вами.

Мой мозг пуст; моё сердце истощено; нет никого в моем окружении. я никогда ничего не нашел, даже друга; и жалкий неудачник. находящийся сейчас в этой гостиничной комнате, куда все приходят, откуда все уходят, но однако я хотел бы славы! Славы, соединенной со мной наподобие удивительной и чудесной раны, которую я бы чувствовал и о которой все бы говорили: мне хотелось бы толпу, в которой я буду первым, единодушно приветствуемым моим именем, звучащим как новый клич иод небосводом.

Но я чувствую, как ниспадает мое величие. Мое ребяческое воображение напрасно забавляется этими несоразмерными образами. Ничего нет для меня: есть только я. который возносится до крика, лишившись оболочки этим вечером.